Снег падал за шиворот, заставляя в который раз прижать воротник шинели к шее, недовольно морщась одновременно от холода и колючести грубой ткани. Впервые с начала военных компаний, Ли решила отдохнуть, и вызвалась сопроводить колонну с раненными в импровизированный под госпиталь детский приют. Нет, на самом деле дело не в отдыхе, когда ее взгляд наткнулся на строчку с местом назначением, слабая ниточка прошлого жалобно дернулась в попытке вызвать у нее ностальгические воспоминания. Но нет, лишь отрывки мелькающих детских лиц, их директора, и нескольких воспитателей. У нее было тихое, мирное детство, несмотря на отсутствие родителей, скорее, она даже не хотела, чтобы ее удочеряли, оставаясь как можно дольше в тишине, от которой тебя никто не отрывает. Но это все неважно, да, это все становится неважно, когда переступаешь первую прожитую сотню лет.
Они шли колонной. Ноги утопали в сугробах на никем не чищенных дорогах. В такую погоду человечество вымирает, оставляя на поверхности Земли следы своего пребывания и разрушения. А с этой войной вымиранию способствовала не только зима. За крупными белыми хлопьями в метре от себя видимость терялась, заставляя работать другие органы чувств на полную катушку. За крупными белыми хлопьями в метре от себя видимость терялась, заставляя работать другие органы чувств на полную катушку. С каждой пройденной милей шинель все больше и больше давила на плечи, впитывая снег, становясь сырой и задеревенелой. Ветер будто завершал весь апофеоз и без того погодной радости для всех. Казалось дороге нет конца, и их путь будет продолжаться вечно, как и вечно будут кружить в вихре оледеневшие микроскопические кристаллы.
Как ни странно, но родные места Ли узнала сразу, как только вышла из леса, разглядев мерцающие огни из горящих окон домов. Ветер усилился, будто хотел поднять ее тело и вернуть в то время, когда она и не подозревала о том, кем является. Вихрем проносились все дни, медленно приближаясь к чему-то важному, но столь далекому для ее понимания, что так и не удавалось схватиться и осознать. Даже воздух для нее обрел запах, запах родной, но одновременно безразличный. Стены приюта мало изменились, всегда выглядели безукоризненно, когда штукатурка с соседних домов отлетала уже на третий год. Это был центр этого места, вокруг него выросло все остальное. И этот центр обещался стоять здесь веками. Люди всегда перешептывались, что здесь ей тайна, что все, кто не владел этим местом, всегда приносили ему успех и процветание, а Ли считала, что просто повезло с мудрыми владельцами.
Пальцы обхватили железную кованную ручку парадной двери, двери тяжелой, с мудреной резьбой по старинному древесному массиву. От чего-то в ее воображении, собственная ладонь, сжимавшая металл уменьшилась до детского размера, и словно силы покинули ее, и она как и раньше не смогла открыть дверь с первого раза. Ли замешкалась, не спеша переступать порога, задерживая всех позади себя, получая в спину вопросы, чего она медлит. Она ушла отсюда в шестнадцать лет, выглядя ровно настолько, насколько выглядела сейчас. Шаг дался ей с трудом, хлынувшее тепло ввело на мгновение в ступор, который включил защитный механизм, заставляя взять себя в руки. Она уверена зашагала туда, где должен был находиться кабинет директора, зная, что тот, уже наверняка в курсе гостей перед его порогом., и что они будут оставаться в холле, пока он не даст ответного распоряжения о размещении. Тут словно ничего не изменилось, хотя Ходжен не особо и помнила прежний цвет краски или были тут обои, ей казалось, что все ровно так, как было, будто законсервировалось до ее прихода.... вместе с директором?
Она вошла в кабинет после стука и замерла. Нет, Ли не могла ошибиться, это лицо она помнила намного лучше других. Только вот вопрос о том насколько это было возможным отпал в следующие же секунды. Перед ней стоял ангел, и она видела его крылья, ей определенно не стоило возвращаться. Директор серафим, девушка не заметила, как усмехнулась.
- Добрый вечер, у меня приказ, - она уверенно подошла к столу, кладя кожаный портфель с приказом, на крышке которого покоилась печать. Вторая рука была готова схватиться за клинок и в случае чего дать отпор.
Как ни странно, но Ходжен и в голову не пришло, что директор мог узнать ее в ответ. Она лишь логически складывала историю приюта в своей голове, делая картину более полной.
- Ли Ходжен – командир отряда, - она машинально отдала честь, все еще пытаясь понять какая ответная участь ей уготована.

До боли знакомый голос ворвался в сознание, устремляясь в его глубины, вытягивая воспоминания одним за другим. Вот разбитая коленка, но ссадины пройдут уже на следующий день, а вот Директор, который мчится через весь спортивный зал, заметив из коридора ее падение, хотя и шел всего лишь мимо. Его любили все: от мала до велика. Она не помнила ни единого раза, чтобы он повысил голос, Директор Ким Енун, она повторила его имя про себя еще несколько раз, пытаясь справится с собственной нарастающей растерянностью. Она никогда не пересекалась со своим прошлым, в ее глазах застыло подозрение и немой вопрос – что ей делать. Ли попыталась расслабить руку, но инстинкты самосохранения все еще не отпускали ее тело, готовые его кинуть в бой при любой угрозе. Но сидящий перед ней не был похож на того, кто будет угрожать. Нет, он любил этих детей, каждого, каждый раз встречая ее в коридоре, он спрашивал о ее здоровье, ела ли она и хорошо ли ей, вгоняя ее в краску, заставляя носом туфельки шаркать деревянный пол. Она не заметила, что делала тоже самое и сейчас, поэтому с немой радостью опустилась в кресло по приглашению, словно таким образом могла лучше сдерживаться. Ли рассматривала Енуна, не замечая ни малейшей перемены в его внешности, наверное он думает о том же, насколько было вероятно то, что происходила. Она почувствовала, как неприятно щипет кожа ног, согреваясь после долгого похода по холоду. В голове мысли собирались и разбегались, будто играя с ней в догонялки, чтобы она еще дольше не могла дать ответа.
Ей было не по себе от того, как Енун к ней обращался, словно за плечами не было ничего, кроме первых шестнадцати лет жизни, и она была все еще по прежнему беззащитна. Она не боялась его, но глухая беспомощность била ее тупой болью изнутри. Думала ли Ходжен, что снова примерить на себя шкуру прошлого будет столь тяжело, вряд ли. Тоненькая ниточка крепла на глазах, все сильнее теребя то ценное понимание, предоставляя ей шанс отпереть еще одн замок на двери, которая ведет к истине.
- Директор, - ей удалось положить ладони на колени, унимая желание вынуть оружие и обороняться, - да, давно не виделись. –
Ее голос не вязался с ее общим обликом. Она походила на разволновавшегося ребенка, с выбившимся волосами из-под высокого воротника шинели, красным лицом, и горящими глазами, который не мог усидеть и минуты спокойной. Но голос, его глубина, его интонация, равномерная, спокойная, всепонимающая и поглощающая, слова будто обволакивали сознание, усыпляя его, незримо внушая уважение и благоговейный страх. Только вряд ли подобная маскировка подействовала на серафима. Ходжен отчетливо видит его крылья, они словно тень за его спиной, грозная, не вяжущаяся с мягкими чертами лица и теплыми добрыми глазами. Они вдвоем не соответствовали сами себе. И это заставило Ли выдохнуть.
- Спасибо, - поблагодарила Ходжен на автомате, испытывая странную любовь к этикету и правилам поведения. – Везде, за некоторым исключением. Хотела увидеть мир, - она едва ощутимо склонила голову в бок, разглядывая Директора под углом. – Значит вот так, - что подразумевалось под тем самым «вот так» для расшифровки не требовалось, Ли опустила взгляд в пол, изредка посматривая на ангела из-под слепившихся с мороза ресниц.
- Спасибо, что предоставили приют, этим людям нужна помощь для веры в лучшее, что еще остались следы человечности, существование которой весьма спорный вариант. Вы осудите, если скажу, что участвовала в сражениях за обе стороны из любопытства? И все же обойдемся историей путешествия по миру, - Ли кивнула, но скорее всего себе самой, желая уйти в другое русло.
- Сколько все же Вам лет, - не совсем тактично протянула девушка, - сколько раз уже Вы были Директором, и что делаете тогда в свободное время от должности? – Она отвечала вопросом на вопрос, не желая углубляться в ту историю, где вполне могла убить кого-нибудь из братьев или сестер поднебесных, что была и остается охотником.
Странное ощущение не покидало ее, ощущение детства, незыблемого, чистого, ясного и безопасного. И ощущение это ей не нравилось, в нем не было осторожности, засыпали инстинкты, привычки уходили на задний план. Будто она снова разбила коленку, а мимо проходящий Енун спешит уже поднять нерадивое дитя и дать конфету, интересно, у него до сих пор  с собой всегда в карманах леденцы?

И все же странно, непривычно, дезориентирующее. Треск костра, языки пламени жадно поедают кору бревен, желая дотянуться до сердцевины, еще можно различить количество колец, и посчитать - сколько лет прожило дерево, отдающее теперь тепло им.  За окном все еще бушевала метель, белые хлопья налипали на окна, лишая видимости, только вой ветра. Ходжен машинально поежилась, нет, возвращаться на улицу она не хотела, значит, придется оставаться здесь. В ней боролись воспоминания, знания того, каким являлся Енун для нее в детстве, и то, что она успела понять и изучить после почти за двести лет своей рабочей практики в кавычках.
- Разве Вы не должны любить каждого беспрекословно? – Она улыбнулась, как ребенок, желающий поймать взрослого на его ошибке, и доказать, что может думать и размышлять не хуже тех, кто старше намного лет. – А выходит так, что все же человечество это большой аппендикс, который губит сам себя.. –
Она часто размышляла над тем, насколько мелочны в большинстве оказываются окружающие ее, как и люди, так и существа. И откровенно говоря, Ли ни разу не встречала ангела, который не горел их идеями, присвоенным с рождения, видимо все же есть исключения. Ходжен улыбнулась. Было приятно думать, что Енуна не коснулись двуличность и лицемерие, и он был все тем же Директором, любящий детей.
- Поздно слушать, - пожимает она плечами, - да и какой у меня мог быть выбор? – она смотри сквозь ангела, будто может видеть его изнутри. А в голове сквозит извечный вопрос – какой у нее было выбор. Кем она могла стать? Каждый раз менять место работы и жизни? Каждый раз переезжать? Или как сейчас, не иметь дома во все с самого приюта, не иметь той работы, где следовало бы думать о собственном возрасте. Она неплохо получала, как охотник, которого нанимали, забирала деньги у тех, кого приходилось ликвидировать, да и на что ей было тратиться, только на одежду. А сейчас шла война, и с последним вопрос был решен, увидела убитого, сними с него куртку и забери то, что лежит в карманах, ему не понадобится, а тебе вполне.
Она понимала желание Енуна многое забыть, оставалась возможность не вспоминать, становилось не по себе, от мысли о том, сколько же должно быть всего в голове ангела, и главное, как удержать все это, как не сойти с ума, как не возжелать умереть, не закрыть глаза навсегда, чтобы успокоить множество голосов. Она смотрела на него с немым восхищением. Его слова действовали успокаивающе, отгоняя от нее настороженность. Ли размышляла над каждым его ответом, смакуя про себя буквы и звуки, примеряя на себя, пытаясь сопоставить с собственными мыслями. Ходжен кивает на предложение Директора, ей хотелось ощутить тепло внутри.
- Не надоедает столько бегать? Возвращаться и исчезать, - девушка опустила взгляд, рассматривая кирзовые сапоги, - разве Вы не можете встретиться с ними наверху?  Если только они туда добираются, - робкая улыбка, она давно не ощущала так спокойно себя в чьем-то окружении. На секунду в ней проснулось желание маленькой девочки, забраться на колени, и рассказать все-все, спрашивать, и чтобы ей ответили, наконец, на то, что ее так тревожит.
- Может, вы не будете меня так называть, - улыбка стала шире, - я думаю, будет не очень к месту, если трехсотлетняя почти мадам будет сидеть у Вас на коленях и поедать конфетки, рассказывая о том, как снова разбила коленку, - дверь снова открылась.
С блестящего подноса из чашек поднимался пар, пахло пирожными, которые она помнила еще с детства, видимо рецептура десертов не исчезла. И это приятное воспоминание обволакивало, как теплый пушистый плед. Пальцы не спеша обхватили кружку, наслаждаясь покалывающим теплом.  Но поразмыслив, Ли сначала все ж сняла с себя шинель и повесила ее на спинку стула, оставаясь в грубой форме, которая лишь подчеркивала ее хрупкость и молодость тела. Снова взяв кружку, она поднесла ее к губам, осторожно отпивая, наслаждаясь ощущением горячей жидкости внутри.
- Спасибо, - протянула Ходжен служанке и директору, и проводила ту глазами.
- Выходит, в персонале всегда были люди кроме Вас, - это звучало скорее, как утверждение, а не вопрос. – Теперь можно очень долго и часто исполнять обещание, ибо как-то сложно мне умереть, - в голосе невинность и будто извинение за то, что не может покинуть этот мир. – Директор, Вы когда-нибудь встречали таких, как я? – Она с надеждой посмотрела прямо в глаза серафима, зная заранее ответ, но, не желая признавать этого факта. – Можете не отвечать, я исколесила весь мир, либо они прекрасно прячутся, либо все же я последняя, - он выдохнула, и взяла пирожное, - зачем мы едим? Нам не нужна еда, ангелам разве бывает холодно или жарко? – Она сыпала вопросами один за другим, - Наверное, все это не важно. Я рада, что Вас встретила, рада, что Вы не изменились, и рада, что живы, хоть и ангел, - она усмехнулась, но по-доброму, без угрозы или язвительности.
- Жаль, что я не знала это тогда, может, - Ли запнулась, - нет, не люблю думать о вариантах, которые уже упущены, пожалуй, я довольна тем, что есть. А Вы? Вы всегда один? Не одиноко? – и снова вопросы, короткие, не требующие зачастую сложности в ответе.

Ходжен с интересом впитывала каждое слово, произнесенное Директором. Над каждым она подолгу раздумывала, смакуя ответы про себя, и будучи в некой мнимой детской растерянности что же ей ответить. К примеру, судьба, ангел сказал, что их пути зависят от судьбы, но насколько она сама верила в это, насколько в обще можно было дать четкое определение судьбы, воли или же случая. Говорят, судьбу нельзя изменить. Но можно в нее не верить. Обстоятельства сложились так, нет, обстоятельства они складывают сами, и сами же они в ответе за то, насколько кого куда забросит его жизнь, и смогут ли они еще вот так мирно, по-старому, посидеть и выпить чаю, хотя он не нужен обоим, как и те сладости, что лишь мнимое прикрытие для отвода глаз.
- Дело не в надежде на нашу встречу, мы оба можем увидеть друг друга, когда сами того захотим, - в ее глазах блеснуло тусклой искрой упрямство, с которым Ли упорно боролась всю свою относительно продолжительную жизнь. – Если мы и правда решим, что нам стоит еще увидеться, можно обусловить место, где каждый появится в назначенный срок и сделать его несгораемым для любого века. – Кончик носа едва заметно дернулся, горячий пар от кружки немного щекотал ноздри, видимо норовя вызвать короткий чих.
Но вот на вопрос было ли бы лучше, будь Канин демоном, Ходжен смолчала, загадочно отводя взгляд. Словно пытаясь бессловесно ответить, кидая собственные невысказанные мысли в пространство. Она так и норовила строптиво ляпнуть, что демоны не хуже ангелов, и что знает лично тех, кто заслуживает большого уважения, даже несмотря на их черные бездонные глаза. А вот про белокрылых пернатых беспринципных созданий надо еще ой как подумать, они были неким эталоном бесчувственности для нее самой, эталоном, которого она внутри себя боялась, но не признавалась, твердо решив в свое время покончить с какими-либо эмоциями раз и навсегда. Сопроводив загадочный взгляд громким хлебком из чашки, Ли улыбнулась.
- Значит ты один, так и отвечай, - ее голос был прост, лаконичен, как у преподавателя математики, который произносит на уроке неоспоримую для него истину, что дважды два четыре, - дети, коллеги, знаешь, - Ходжен недолго думая совмещала собственные мысли на слова серафима со своим же ответом на его вопрос, - это не считается, это то, что приходит и уходит, - одна из ладоней перестала придерживать кружку, пальцы сомкнулись в воздухе, словно только что набрали нечто сыпучее, а потом перевернув ладонь тыльной стороной вверх и раскрыв ее, она молвила, - это песок или вода, мы ловим их, надеясь на что-то свое, даже не совсем понятное нам, но оно убегает, убегает в объятия Смерти или Жнецов, скорее в обратном порядке, но суть в том, что они все уходят, кто-то торопясь, кто-то нет, - пальцы заправили выбившийся локон волос из хвоста за ухо.
Что сказать, что они сбегали, что они все с ней умирали столь часто, что Ходжен сомневалась в обще, может ли теперь смерть кого-то вызвать у нее хоть каплю жалости или сочувствия, сожаления, скуки. Нет, со временем стало так просто смотреть на хрупкость человеческого тела. Вот он, еще один повод убить эмоции. Темные шоколадные, но при этом странно теплые, глаза внимательно скользили по лицу Директора. Он говорил, что есть друзья. Что ж, повезло. Наверное, Ли не видела в них пользы, ее понятия о дружбе были настолько искажены, что феникс даже не бралась раздумывать о том, что если бы только у нее кто-то был.
- Ну а друг, что ж, не знаю, у меня были только те, кого я обучала, и тот, кто обучал меня, но назвать кого-то другом, - она даже прыснула, не выдержав все же того шквала эмоций, который обычно резко набирал обороты, когда кто-то говорил о так называемой дружбе. – Директор, да у меня даже в детстве не было друзей, и я рада этому, - нет, не рада, говорил ее взгляд, но все же не хочу их иметь, - кажется что-то смогло меня удивить, серафим с чувствами, это определенно что-то до селе новое и неизведанное, а друзья в курсе о том, что вы заражены человечностью? – Ходжен не поняла, как так быстро перестроилась с одного объекта диалога на другой, но суть в том, что подобная поспешность диктовалась лишь ее всплывающими вопросами, которые она не могла забыть. Ведь сейчас действительно происходит маленькое открытие, осознание того, что перед ней сидит не бездушная машина милосердия и вселенской верой в собственное правое дело, а тот, кто может чувствовать не хуже любого смертного. Что это, наследие продолжительной жизни на Земле среди людей? Скорее всего так, Ли была растеряна, опустевшая чашка уже покоилась на столе, и девушка не заметила, когда успела ее допить и поставить.
- Простите за мою вспыльчивость, я не подозревала, что еще могу так неаккуратно выказывать собственное удивление, - на бледных щеках проступил едва видимый румянец, - но только сейчас, я поняла, что впервые встречаю представитела пернатых в таким мышлением, может стоило с вами со всеми сначала беседовать, - взгляд коснулся потолка, стен, и снова вернулся к Директору, - хотя нет, те точно были типичными представителями, но я не ожидала подобного, - она даже почесала в задумчивости кончик носа.
- Одинокий разумный ангел, - на каждом слова, Ходжен сделала ударение, - это печально, это очень-очень печально и несправедливо. Вы любили когда-нибудь? Только без всех отклонений в виде я любил и люблю каждого ребенка, и тебя Ходжен, и своих братьев и сестер, я спрашиваю любили ли вы как человек безрассудно, не оглядываясь? – Кажется, сегодня был странный вечер каверзных вопросов, где Ходжен был ученый испытатель, нащупавший ту самую формулу, что приведет его к новому значимому для нее открытию и пониманию мироздания.

На что была похожа эта внезапная встреча, ставшая за короткий миг столь теплой и желанной. Нет, это еще не означало того, что Ходжен могла полностью расслабиться и отдаться воспоминаниям, но впервые за долгие дни, от нее ушло ежесекундное ощущение угрозы. Она внимательно смотрела на ангела, дивясь про себя тому, что может испытывать подобное умиротворение при подобных обстоятельствах. И было не ясно, может дело всего лишь в том, что в ней теплились старые воспоминания? Дала ли бы она шанс ангелу, если бы не знала его, не помнила, если бы прожила свое прошлое иначе, без этого знакомства. Что ж, стоит все же видимо задуматься перед тем, как рубить всех налево и направо, но каковы шансы, что в итоге не убьют тебя первее, чем откроешь рот сказать привет.
И все же дело тут было немного в другом. В словах Директора сквозила недоговоренность, противоречие. Ангел, который любит людей, ангел, которому до сих пор было больно их терять. Сколько живут серафимы? Тысячу лет, да, молодых она встречала очень редко. Несколько сотен веков назад любое сердце должно было бы уже привыкнуть к неминуемым потерям. Но Енун сидел и отрицал. Это также стало для нее открытием, но Ли предпочла не углубляться в это. Где-то на подсознательном уровне понимая, что переубеждать и открывать глаза серафиму не ее «миссия невыполнима».
- Ты сам себе не веришь, - подвела итог Ходжен, его словам о том, что он все же не поддается под описание одиночества. Она же лишь увидела того, кто столь боится быть один, что готов каждый раз терпеть ту боль, которую приносят ушедшие дорогие ему люди. Ну, или это смело можно назвать мазохизмом, и Енун под последнее определенно не подходил, даже несмотря на весьма неограниченную фантазию феникса.
- Не сомневайся, в депрессии лучше не уметь впадать, тебе позавидует любой человек, - тень улыбки на губах, - по моим наблюдениям, эмоциональный спектр у ангелов, как у карандашей, имеет сугубо один цвет, который ему когда-то задали. – Идеальная вышколенная армия, которая не может не подчиняться, но и тут бывают свои исключения. И Ходжен радовалась, что Енун как раз и был тем исключением, и показал ей ситуацию немного, с другой стороны.
- Не волнуйтесь, Директор, мне импонирует такой ход действий, - ей не хотелось, чтобы он начал за нее переживать и волноваться, это было лишним. Она успела перерасти возраст, когда в нее еще можно было вложить некую привязанность. Быть одной для нее стало равнозначно свободе, которую Ли не променяла бы ни на что на свете, и старалась оберечь любыми способами. Даже вступая в союз с охотниками, девушка предпочитала отмалчиваться в стороне, а единожды действительно соврала о том, что она немая.
- Да, согласна, не весьма точный образ, все же перьев у вас-ангелов как таковых нет, - девушка не удержалась и хихикнула, пряча улыбку за ладонью, и активно принимаясь краснеть. Подобные шуточки подошли куда лучше пятилетнему ребенку, чем взрослой женщине, живущей на свете не одну сотню лет. Но нет, сейчас она жеманно ерничала и всячески старалась проявить себя свободолюбивой умной прозорливой личностью, и пока что у нее выходило все не совсем так, как рисовалось в ее голове.
- Только на счет знакомства я не очень уверена, - взгляд скользнул на пол, изучая половицы и ножки стола, - все же учитывая мою особенность, думаю, это будет лишним, - Ходжен иногда удивлялась, как небесные создания еще сами не открыли на нее охоту за сотрудничество с пару тройкой демонов, чтобы вырезать нескольких «светлых» братьев и сестер. И тут разговор мог бы перейти на что-то более личное и глубокое, череда ее вопросов была подобна графику, то поднимающемуся, то падающему на бесконечную глубину.
Ходжен поднимает взгляд на Енуна, долго смотрит, не перебивая, выслушивая каждое слово со всей жадностью, которая у нее была. И она знала, что он соврал. Глупости, - подумала девушка, определенно глупости. Не могло быть все так просто. И столь явный переход от темы. Внутри во всю просыпалось любопытство и требовало продолжение банкета, но банкет не последовал, а спрашивать напрямую в чем не хочет признаваться Директор Ходжен показалось не этичным. Вот и дилемма, остается поджав губы и надув едва заметно щеки продолжить тему новых мест, которая неожиданно собиралась воплотиться в жизнь.
- Хм, здесь, неплохая идея, - улыбка, - будет приятно снова встретиться, будет приятно просто встречаться и не при обстоятельствах, где кому-то из нас двоих придется оторвать другому голову, чтобы жить, зато может сможешь найти наконец способ меня убить, - да, за Ходжен слыл специфический юмор, который понимала лишь она сама, и то не сразу, - мне было приятно тебя встретить и поговорить, я не ожидала подобного когда-либо, но мне пора идти к своим людям, - Ходжен потянулась, и расстроенно посмотрела на дверь, я зайду завтра перед тем, как уйти.